Другое Еврейское государство

 

Михаэль ДОРФМАН

The Yiddish Policemen’s Union by Michael Cabon. Harper-Collins. 432 pp.

«Никогда еще Земля обетованная не казалась евреям такой недоступной.  Этим кусочком земли в дальнем углу планеты правили силы, объединенные единственным стремлением – не допустить туда евреев. Арабские «сильные люди», мусульманские политики, персы и египтяне, социалисты, националисты и монархисты, пан-арабисты и пан-исламисты, традиционалисты и «партия Алла» полвека точили зубы на Эрeц Исроэл, отрывали куски от ее костей. В Иерусалиме – городе крови и надписей на стенах, отрубленные головы торчали на телефонных столбах.

Набожные евреи во всем мире не оставляли своей надежды однажды  вернуться в Сион. После трех сокрушительных поражений в 586 г. до н. э., в 70 н. э. и (самое последнее и дикое) в 1948 году, даже им все трудней было преодолеть отчаяние. Даже самые верующие чувствовали себя обескураженными столь малыми шансами на возвращение в Страну Израиля…»

Такая вот встает реальность в 2007 году в романе Майкла Шейбона «Союз идишских полицейских». Роман-детектив, да еще в удивительно подробно прорисованной альтернативной реальности, роман затрагивает самые существенные еврейские проблемы, задает вечные, «еврейские» вопросы. Для меня Первомай – еврейский день, в память о том, что когда-то на первомайских демонстрациях в Нью-Йорке транспарантов на идише выносилось больше, чем по-английски. Я и потратил свой первомайский день, чтоб пойти на встречу с писателем Майклом Шейбоном в Еврейском культурном центре, известном всем в Нью-Йорке, как 92^nd Street Y.

По моему впечатлению русские редактора не особенно любят упражнения в альтернативной истории. Недавно редактор одного солидного журнала попросил меня убрать из эссе послесловие, где обсуждался вопрос, что могло бы случится, если бы Израиль стал бы страной советского блока (Михаэль Дорфман «Израильская Советская Социалистическая Республика», готовится к печати). Однако, художественная  литература, а еще больше классические труды сэра Арнольда Тойнби и самые современные – Нейла Фергюссона придают на Западе альтернативной истории солидность и возбуждают интерес.

Обычно в романах по альтернативной истории принимается лишь одно допущении, скажем, Гитлер выиграл войну («Фатерланд» Роберта Харриса), вместо Рузвельта, президентом США становится Линденсберг легендарный летчик, симпатизировавший нацистам («Заговор против Америки» Филиппа Рот), красных разбили на подступах к Крыму и там на время закрепилась демократическая Россия («Остров Крым», Василия Аксенова), или депортация евреев СССР на Дальний Север («Прайс» Леонида Гершовича). У Шейбона таких допущений несколько – новообразованное Государство Израиль проигрывает в 1948 году свою Войну за независимость. Есть и другие – нацистская Германия побеждает СССР, но затем проигрывает американцам. Еще раньше, в 1940 году американское правительство на 60 лет предоставляет европейским евреям небольшую территорию в Аляске, чем спасает их от Холокоста. Действие романа как раз происходит накануне того дня, когда аренда заканчивается и маленькое автономное еврейское государство, расположенное в западном углу Аляски, где-то на архипелаге, на островах Баранова и Чичагова, где сегодня расположен небольшой городок Ситка (9 тыс. жителей) заканчивает свое существование, и никто не знает, а что дальше. «Как бы ты не старался, каких успехов бы не достиг, а наше существование условно, и наша аренда на землю может быть прекращена» – фраза, сказанная Майклом Шейбоном в интервью Терри Гросс на Национальном общественном радио NPR может оказаться актуальной не только в альтернативной реальности романа. «Вы можете бежать, но не можете скрыться» – сказано было еще двеа тысячелетия назад.

–        Как вы дошли до идеи разместить еврейское государство на Аляске?

–        Я ничего не придумал. Меня всегда интересовала еврейская тривия, а тогда обсуждались разные возможности переселения евреев – Уганда, Мадагаскар, голландцы предлагали Суринам…  Существовал и аляскинский проект. Была даже попытка провести билл в Конгрессе, так называемый «Закон Кинга-Вэнера. В реальной жизни он наткнулся на ожесточенное сопротивление местных жителей, как индейцев, так и людей европейского происхождения…»

Оказывается, не только советские планировщики хотели одной пулей убить двух зайцев и совместить гуманитарное решение еврейского вопроса с освоением богатых окраин. Не только холодный и дождливый Биробиджан, но Аляску хотели осваивать руками перемещенных евреев. В Департаменте внутренних дел под руководством Говарда Эйкса существовал целый отдел, разрабатывавший идею еврейского дома на Аляске. Проект был представлен в Конгресс и наткнулся на сопротивление не только из Аляски. Сионистские круги были против любого решения, предусматривающего расселение беженцев от нацизма везде, кроме Палестины. Незадолго до того сионистская делегация на международной конференции в Эвиане торпедировала даже попытки перевести еврейских детей из Германии в Англию. Сионизм победил, если не тотально, то в душах еврейского народа, а победителей, как известно, не судят. Пока они считаются победителями.

В США главным лоббистом, похоронившим «аляскинский проект» был Энтони Даймон. В романе Шейбона он переедает в известном вашингтонском ресторане и умирает и таким образом закон проходит.

В необычно подробно вычерченной реальности романа Шейбона много других интересных альтернатив. Самое интересное (за исключением захватывающего сюжета) – попытка художественного исследования возможности, что идиш становится государственным языком. Этот факт определил язык романа и его название. Ведь идиш для наших предков да и до недавнего времени для русского литературного языка и был еврейским. Самые сложные еврейские материи описаны у Шейбона простым, понятным для всех языком, что выгодно отличает ее от моря разливанного вполне кошерной еврейской литературы написанной якобы «для своих», мутно, неясно, с нарушением грамматических и стилистических норм. Я надеюсь, что когда «Союз идишских полицейских» дойдет до русского читателя, то найдет и квалифицированного переводчика, и знающего редактора, разбирающего в сложностях самого еврейского языка на мой взгляд языка – идиша. Хотя самый знаменитый  и самый еврейский роман Шейбона «Замечательные приключения Кавалера и Клея» ( принесшего автору Пулитцеровскую премию в 2005 году) до сих пор по-русски не перевели, возможно из-за трудностей с переводом и пониманием еврейских контекстов.

–        Давно еще я нашел в книжной лавке путеводитель «Как сказать на идише?» Я тогда написал эссе, где исследовал возможность места, где бы эта книжка имела место быть, где можно было бы спросить на идише, как пройти в казино, например, как объясняться с чиновником таможни или, скажем авиакомпания, где говорят на идише…

В детстве мы любили рисовать карты несуществующих государств и городов, с увлечением читали книжки о путешествиях об откртытии неизвестных земель, о картах. Шейбон, оказывается, любил то же самое.

–        Я вырос в городе, который на моих глазах стал из карты реальностью. Коламбия в штате Мериленд, между Вашингтоном и Балтимором выросла на моих глазах. Я видел, как карта постепенно обретала плоть…

–        Знаете, для моего любимого Толкинена, литературный труд долго служил извинением за страсть рисовать карты и изобретать новые языки…

В романе есть и новые карты и новый язык. Евреи в романе  называют друг друга «ид», что по-английски вовсе не звучит, как в идише – челове, как «господи еврей» рэб ид – высшей степенью уважения. По-американски «ид» – это как по-русски добавить спереди букву «ж», или как американские черные называют друг друга оскорбительным нигга (ниггер), за которое в других случаях они же готовы набить морду. Впрочем, в неальтернативной реальности это у нас тоже случается, что евреи обзывают друг друга ж-кличкой. Полицейских в многомиллионной еврейской Ситке называют не копами, как во всей Америке, а «латкэс» – жаренными в масле блинчиками, детектива – «шеймус» (shamus) не от ирландского сленга, а от еврейского шамаш – служка в синагоге. Как и все другое – это аутентичное понимание идишстского словотворчества. В идише где верующие и неверующие даже туалетную бумагу называют ашер-йоцер папир (бумага «который сотворил») от традиционного древнееврейского «благословен Господь, который создал все», произносимого набожными евреями после облегчения в туалете.

Идиш стал в Ситке государственным и разговорным, как английский для американских евреев или иврит в Израиле, то иврит стал идишем еврейского государства. Иврит навсегда связался с прошлым, с недавним поражением, с катастрофой. «Пустынные» евреи, спасшиеся из Палестины после поражения, пытались продолжать дело сионизма и иврит, но, как и немецкие евреи до них были сметены волной побеждающего идиша. Языковая война (я писал о ней напр. «Слишком левый, слишком правый, слишком мертвый идиш»  шла в еврейском народе не на шутку и в нашей, неальтернативной реальности. Если бы победил идиш, то, несомненно, Израиль выглядел бы совсем иначе, чем теперь. Может быть, как евреи Шейбона – с массовым увлечением шахматами в клубах им. Эйнштейна и любовью к старой довоенной еврейской литературе Франца Кафки, Шолом-Алейхема или Стефана Цвейга.

В Федеральном дистрикте Ситка есть все, что есть в большом современном городе – театры, концертные залы, торговые центры. Вместе с тем – это дождливая и мрачная аляскинская пустошь. Там живут всякие евреи – от далеких и совершенно оторванных от религиозных аспектов еврейства до ультраортодоксальных евреев.

Где есть евреи – там кипят страсти, даже иудейские войны. И здесь, в Ситке между евреями далеко до братской любви.  Да и времена такие, что лейтмотивом романа становится фраза, постоянно звучащая в устах героев «нелегкое нынче время быть евреем». Хотя, когда оно не было  легким, понятным и в нашей неальтернативной реальности?

–        В романе отразился мой ограниченный опыт постижения израильской жизни, – рассказывал писатель. Там тоже разделение не только между набожными и светскими, но и между ашкеназами и сефардами, между русскими и…-  писатель задумался, всеми остальными.

В Ситке живет хасидская секта вербоверов, или как их называют на местном сленге «черные шляпы». Хотя в неальтернативной реальности таких хасидов нет, а название взято от девичьей фамилии автора Вербов, вербоверы очень напоминают известное хасидское движение в реальной жизни. Они заправляют в Ситке многими делами, часто благодаря духовным, политическим силам, а порой и чисто гангстерскими методами. Вербоверы из ничего возродили здесь что-то вроде идеального восточноевропейского, еврейского местечка, штейтла, которое альтернативной реальности называлось Вербов. В точности, как другие хасиды называют свои движения от места их возникновения – Сатмар, Бобов, Карлин, Любавич… С вербоверами связано и убийство, составляющее центральную интригу романа. В центре романа детектив Меир Ланцман, пьяница, бабник и атеист. Вместе со своим напарником и родственником, примерным семьянином Берко Шемецом он расследует таинственное убийство.

 «В пятницу после обеда на Вербов-айленд «Шевроле» прокладывал себе путь среди «черных шляп» на Авеню 225.

–        Посмотри на это место, – сказал Ланцман – здесь, как в ущелье.

–        Ни одно помещение магазина не пустует, – возразил Берко.

–        Да здесь же больше этих негодных идов, чем везде!

Ланцман остановился на красный свет на 28- стрит. Возле углового магазина, перед Тора-холл слонялись холостые «женихи Торы», бездельники от Писания, не нашедшие пары люфтмэнчи (люди воздуха – идиш) и разнообразная вида шпана с бегающими глазками.

Заметив машину Ланцмана, они мгновенно определили, что седоки «не отсюда». Тщательно выбритые «до капли крови» подбородки означали, что те не трепещут перед Творцом, что они не вербоверские евреи, а, следовательно ненастоящие евреи, а то и не евреи вовсе. А если они не евреи, то они вообще никто.

–        Не люблю я их, – проворчал Ланцман.

При виде черных шляп он наполнялся гневом. Он давно заметил, что гнев этот, высокомерное возмущение и жалостливое презрение доставляли ему удовольствие».

Как и все, связанное с еврейством, книга тут же вызвала споры. Обиделись за разбитую мечту сионистов, за несовершенного «самоненавистника» Ланцмана (что по-еврейски – земляк, близкий человек оттуда, откуда мы сами). Им бы лучше белокурый Ами бен Канаан в исполнении Роберта Редфорда из классики сионистского реализм, фильма «Эксодус» по роману Юриса. Обиделись за евреев, не знающих ничего ни о Холокосте, ни о боевой славе Армии обороны Израиля. Ведь идише-полицейские в Ситке даже не носят оружия. Обиделись за рабби – «бесформенная груда десерта, одинаково громадного, неотличимого сидящего от стоящего. Со страниц желтых нью-йоркских газет даже прозвучали обвинения в антисемитизме. Мол, будущий фильм  по книге (права на которые автор продал задолго до ее выхода) надо бы поручить Мелу Гибсону.

–        Вам это надо?

–        Да нет! Господи, конечно нет. Я этого не искал. Хотя сталкивался. То самое эссе об идишском разговорнике вызвало бурю. Меня упрекали, что я назвал идиш мертвым языком, что якобы оскорбил автора – уважаемого ученого-идишиста.

Теперь в Америке обвинения в антисемитизме лишь способствуют кассовому успеху. Чем громче, тем лучше, как случилось с фильмом упомянутого выше Гибсона «Страсти Христовы». Сила книги не в этом. «Союз идишских полицейских» в первую очередь – хорошая литература. Замечательное смешение жанров делает его интересным для самых разных читателей. Наряду с высокой, мастерской литературой, здесь еще и хорошо скроенный детектив (вроде реймонда Чандлера, которого Шейбон очень любит), мистерия- «роман нуар», политической триллер, любовная история. Здесь смешаны «иды», ФБР, обделенные индейцы, борющиеся против еврейского засилья, русские штаркманы-криминалы, раввины, мессианские пророчества…

Роман начинается с того, что в номере гостиницы, где живет Ландцман, находят убитого наркомана. В наступающем хаосе неясных времен, близящейся «реверсии» – передаче Ситки обратно во власть штата Аляска, никто не хочет знать, что произошло, кто совершил убийство, по всей видимости заказное. Убитый выстрелом в затылок юноша, гениальный шахматист, прежде, чем уколоться, перевязывавший руку молитвенным ремешком тфилин, оказывается сыном лидера вербоверов, рабби Шпильмана. Позже выясняется, что с ним связывались надежды, что родился грядущий мессия. В каждом поколении появляется свой мессия, но здесь есть ловушка, потому, что сподобится мессианского избавления евреям можно лишь тогда, когда они станут достойны избавления. Роман Майкла Шейбона еще и о том, что в таком народе, как евреи, не так то просто договориться, а что это такое – достойны. Порой непонятно, всерьез ли все, или в шутку – часто жестокую, парадоксальную, далеко не на любой вкус еврейскую шутку то ли от Михаила Жванецкого, а то и от Франца Кафки. И это ставит автора, завоевавшего свое место в американской литературе, в ряд лучших представителей современной еврейской литературы, что в Америке не противоречит друг другу, в отличие от других мест, где национальность литературы все еще определяют в терминах сталинского решения национального вопроса.