НИЧЕГО Я НЕ БОЮСЬ СКАЗАТЬ

Вот тут интересная беседа по поводу последнего флешмоба

 

– Не могу я писать, что меня изнасиловали, – говорит Д. Мы знакомы уже очень много лет, десятилетий. Даже не вспомнить теперь, сколько.

– Ничего я не боюсь сказать. Просто тот мальчик 14 лет, которого соблазнила и целый год насиловала учительница музыки – это уже не я. Чего там она не вытворяла. Пипиську резинкой перевязывала, чтобы подольше стоял. И еще было всякого…

–   Не нравилось мне. Не любил я ее, хотя она требовала признаний в любви. Не любил ее большие титьки, ни вкуса ее вагины. Удивительно, что это дело я очень люблю, несмотря на то, что этому она меня научила.

– Теперь-то зачем рассказывать? Ей 85. С днем рожденья поздравлял. Она у меня во френдах. Все равно ничего не поймет.

– Почему родителям не рассказал? Вреда больше чем пользы. Накричали бы от расстройства, а мама бы по шее надавала. Сам ушел. А теперь того мальчика давно нет.

– Да… видел я изнасилования. Видел, как пацаны двух девочек насиловали. И нас, мелкоту звали, типа, поделиться костями. А я убежал. Меня догнали и побили, а я все равно не пошел. Они меня за это из компании прогнали. Пидаром дразнили. И подстерегали всей кодлой, чтобы побить.

– Их потом посадили за изнасилование. Я ментам тоже ничего не сказал. Менты были врагами. Если бы меня изнасиловали, я бы тоже ментам не сказал.

– Ага, меня еще два раза, типа, насиловали. Геи. Одни раз, был старик, хозяин квартиры, где я комнату снял. Я отбивался, и он отстал. Думал, я понимаю, к кому иду. Другой раз два гомосека меня трахали целый день. Пользовались, что я был в аут.

– Что такое аут? Это в отключке, когда нанюхался. Кошмарило меня сурово. Тогда это не считалось изнасилованием. Сейчас считается, и это правильно.

– Если девка спаивает парня, чтобы затащить его в постель – тоже изнасилование. Я знаю, что не одно и то же, но если хотят, чтобы приниклись к ним, то стоит проникуться к мужинам тоже.

– Я потом одного из гомосеков встретил. Зубы ему повыбивал и очко порвал. В одиночку он хилым оказался.

– Нет, не изнасиловал. Он сам предложил потрахаться.

– Не помню теперь, как его звали. Он думал насолить. Фото послал моей подруге, как они меня трахали. Да фиг ему. Она не поняла. Мы тогда трахались свально, и по всякому. СПИДа еще в помине не было.

– Как геи мы тоже трахались. Считалось, что надо понять, как им приходится, la compassion, называлось. Революционная была этика такая, понять несчастных. Сейчас назови гея несчастным, может заехать в глаз. Другой мир был.

– Ничего я не боюсь рассказать. Просто не со мной это было. Ушло и всё. Никто у меня ни в чем не виноват. Потому, когда взрослая тетка, мать семейства говорит, что ее главная травма – когда ее в молодости облапали, я не понимаю, как она живет.

– Что делать? Умная девочка советовала, закрой глаза и медитируй: «Никого не жалею, всех люблю». Мне не надо медитировать, я и так всех люблю, кто в моей жизни остался. А других там нет.