МОЗАИКА ТРЕТЬЯ
Михаэль Дорфман
Мозаики с израильским Ганди
Мозаика третья: Политик
Идея трансфера была достаточно провокационная в Израиле. В еврейской памяти крепко запечатлелось немецкое слово «транспорт». Помнили и то, что слово означало депортацию в лагеря смерти. Настаивать на новизне идеи трансфера Ганди-идеолог не мог. Ему важней было позиционировать себя как можно дальше от Каханэ, но так, чтобы те, кто ратовал за высылку арабов, не отвернулись от него. Для этого пригодился совет Наполеона: «Рескрипты для народа должны быть короткими и непонятными». Ганди в интервью газете «Маарив» 20 января 2001 года говорил:
– Неприятно было то, что когда мы пошли в политику, то мы пришли после Каханэ, и публика решила, что мы тоже Каханэ, только в шапке «тембель» (слово «тембель» – это не только «болван», но и название полотняной шапочки без полей, пользовавшейся популярностью у кибуцников. От него и произошло значение «болван». – Авт.). Потребовалось много времени, чтобы люди поняли, что речь идет абсолютно о другом. Во-первых, Каханэ говорил о депортации, а мы говорим про трансфер. По согласию или по желанию.
– Или насильственный трансфер в военное время? – перебил журналист.
– Нет. Насильственный трансфер – это Каханэ и Рабочая партия (МАПАЙ). Причем последние не только говорили, но и осуществили трансфер по всей стране. Каханэ считал, что надо выслать всех арабов, а мы считаем иначе. И поотм, Каханэ говорил о теократическом государстве, а мы хотим свободное государство, где все будем уважать друг друга.
Меир Кахане
Меир Каханэ о теократическом государстве не говорил, по крайней мере публично. Все его призывы в этом вопросе ограничивались требованием запретить еврейкам встречаться с арабами и плакатами против смешанных браков. Но после запрещения избираться в Кнессет, Каханэ уже был парией, по сути политическим трупом. Его партия была объявлена вне закона, а после убийства Рабина признана террористической организацией, хотя сам Каханэ никого не убивал и нет доказательств того, что он санкционировал террористические акты, совершенные его последователями.
Впрочем, в позитивной части Зеэви значительно трудней формулировать свои принципы:
– Мы должны обусловить политические права граждан выполнением ими гражданских обязанностей.
– Что же, лишить арабов гражданских прав?
– Они сами себя лишили своих гражданских обязанностей.
– Не расизм ли это?
– Нет, расизма у меня не найти. Я не говорю «арабы», я говорю «те, кто не хочет выполнять гражданский долг, пускай он будет готтентот или буддист. Не хочет выполнять долг – значит, не гражданин. Я даже не требую, чтобы они служили в армии, хотя их братья борются против евреев. Я милосерден. Пускай служат на национальной службе пять-шесть лет…
– Но набожные иудеи ортодоксы тоже не служат.
– Правда. С ними надо договориться. В чем-то пойти им навстречу, в чем-то им придется уступить. В чем-то они нам продиктуют свою волю, и они правы. Например шабат. Нельзя, чтобы по субботам евреи ездили за покупками в кибуц Шфаим…
(Мало кто помнит, что Ганди начал с ожесточенной антирелигиозной пропаганды, но потом стал искать своих избирателей среди правых религиозных националистов – в поселенческом движении, в правом крыле Национально-Религиозной партии МАФДАЛ и даже среди ортодоксальных евреев, особенно среди любавичских хасидов. Среди хасидов бытует обьяснение, что Ганди изменил позиции под влиянием своего религиозного сына.)
– Ну а как же практически реализовать трансфер?
– Я не говорю, что их надо убивать. Военный путь никуда не приведет. Ведь даже если мы убьем 100 тысяч, у Ишмаэля все равно останется 200 миллионов арабов. А нас – всего 5 миллионов. Мы должны добиться, чтобы они на животе приползли просить мира.
– Как?
– Ну… Есть много путей. Мы контролируем их электроэнергию, их водоснабжение, их экспорт-импорт, их рабочие места. Если мы перекроем воду, то им нечего будет пить… Я сделаю им больно, чтобы они приползли на четвереньках и сказали фус («хватит» – араб.), чтобы запросили мира, и на сей раз по-настоящему. Им стоит быть хорошими. Ведь мир с нами им будет выгоден… они только выиграют, если будут «хорошими детьми»… То, что сейчас происходит, это потому, что у нас кризис руководства. С правильным руководством все можно поправить.
– Что-то еще можно сделать?
(На такой вопрос Ганди всегда отвечал, что у него много идей, как изменить ситуацию, но вот публично он обсуждать не будет, а вот в свое время, кому нужно, все скажет.)
– Я не кровожадный. Человек, видевший в жизни войну, как я, не будет кровожадным. Но если нам навяжут войну – это будет конец арабам.
на демонстрации партии Моледет
Бесполезно было спорить с Рехаваамом Зеэви. За 20 лет он четко затвердил свои тексты и не сдвигался ни на йоту. Рациональный военный стратег-профессионал не смог переспорить в нем идеолога трансфера. Бывший военный советник президента Израиля доктор Ами Глузка из Иерусалимского центра стратегических исследований, работавший с Ганди, опубликовал служебный документ генштаба, где первым из израильских генералов Рехаваам Зеэви рекомендует создание палестинского государства и предсказывает вред от длительной оккупации:
- Будет создано независимое арабское государство на части Западного Берега Иордана (название Иудея и Самария войдет в политический жаргон Израиля значительно позже). Это государство будет связано с Израилем договорами, обеспечивающими права сторон.
- Новое государство будет названо Государство Ишмаэль и его столица будет в Шхеме (Наблус).
- Восточный Иерусалим, Латрунский коридор, Хевронская гора и часть Иорданской долины будут аннексированы в пользу Израиля.
- Беженцы из названных районов будут поселены в Государстве Ишмаэль.
- Ответственность за внешнюю политику и оборону обоих государств остается в руках Израиля.
В примечаниях Ганди рекомендовал немедленно принять решение и выполнить его. Он приводит следующую аргументацию: «Продолжение оккупации приведет к росту ненависти и создаст пропасть между жителями Западного берега и Государством Израиль»… «Этого не удастся избежать из-за объективных причин, поскольку придется принять необходимые меры для обеспечения безопасности», – написал Ганди.
Посещение Храмовой горы 7 июля 1967 Справа налево Рехаваам Зееви, начальник генштаба Ицхак Рабин, и Моше Даян, ген. начальник Центрального военного округа Узи Наркис, В третьем ряду в центре будущий президент Израиля Хаим Герцог.
Министр обороны Моше Даян не принял рекомендаций Ганди. Даян верил в способность Израиля проводить политику сосуществования двух народов под израильской властью. Ганди же остался верен себе и своим оценкам. Он фактически определил нынешние границы израильской юрисдикции в Иерусалиме. Вопреки мнению Даяна, Ганди настоял на включении в границы Иерусалима «северного пальца» – коридора от Шуафата до аэродрома Каландия. Мало кто знает, что Ганди был одним из автором «Плана Игаля Алона», на котором уже 20 лет настаивают сторонники разделения с палестинцами. Ганди был прав, когда предсказывал, что оккупация бросит израильтян и палестинцев в пропасть ненависти. Он предлагал действовать, когда Даян вместе со всем руководством ожидали телефонного звонка с предложениями мира. В конце жизни Даян признал свои ошибки. Перейдя из Рабочего движения в политический лагерь своих идейных противников, Даян получил в правительстве Менахема Бегина портфель министра иностранных дел. После мирных соглашений между Израилем и Египтом Даян выступил с инициативой одностороннего введения автономии на Западном берегу, но было слишком поздно и у него уже не было прежней политической силы, чтобы добиться реализации своих идей.
Рехаваама Зеэви принимали в Израиле как члена элиты, как «своего», как героя ПАЛЬМАХа, как яркого генерала, как личного друга нескольких глав правительств. Но как только заходила речь о политических взглядах Зеэви, «приличное общество» отворачивалось. Ганди почитали расистом и экстремистом. Даже политические союзники и партнеры не стеснялись критиковать Ганди. Бени Бегин, сын бывшего премьер-министра, глава списка «Национальное единство» на последних парламентских выборах, где Ганди шел вторым номером, назвал взгляды Ганди «мерзостью». Некоторые министры от правого Ликуда отказывались пожать Ганди руку. Вместе с ростом напряженности, отчаявшись найти выход из затянувшегося палестино-израильского конфликта, истеблишмент медленно смягчал свое непримиримое отношение. Ганди любил рассказывать, как к нему подходили левые и даже арабы и говорили, что он прав. Любимая история в последний год была, как Одетт Эльхадад, подруга бывшего генсека Рабочей партии «Авода» Нисима Звили, с которой тот жил в ожидании окончания процесса развода, заявляла всем, что «Ганди прав». Впрочем, успехи были налицо. Старый противник Ариэль Шарон пригласил в начале 2001 года Зеэви в правительство Национального единства, в чем в свое время в 1996 отказывал ему Нетаньяху. В узком кругу Шарон выразился по-солдатски:
«Я тоже знаю о том, кто такой Ганди. Знаю, что способен ночью помочиться на палатку командира. Так пускай уж лучше мочится из палатки наружу».
Шарон и Зееви в Кнессете. 2001 г.
Шарон понимал, что сопротивление справа представляет для него большую политическую опасность, чем левая оппозиция.
Впрочем, отвечая на вопрос, почему он не добивается кресла в правительстве Нетаньяху, чтобы влиять изнутри, в 1996 году Ганди ответил:
«С той политической платформой, на которой базируется это правительство, то есть продолжение курса Осло, нет ни малейшего шанса на наше в нем присутствие. Что же касается влияния изнутри, – кот сказал мышке: давай влияй изнутри, – и проглотил ее. Мы не хотим… чтобы нам связали руки коалиционной дисциплиной». Но тогда Нетаньяху не особенно ухаживал за Ганди.
Израильский парламент – Кнессет – своеобразное место. Там живут по своим законам. Бывшего депутат, мэр фешенебельного поселка Омер Пини Бадаш рассказал нам «здесь, в Кнессете, как в детском саду. Знаете, “белое и черное не надевай, да и нет не говори”. Здесь играют в какой-то вариант этой игры со своими детскими законами». Каханэ нарушал эти правила – и его бойкотировали так, как только детский коллектив может бойкотировать. В Кнессете есть нейтральное место – ресторан, называемый почему-то “депутатский буфет”. Здесь можно увидеть, как мирно беседую недавние оппоненты и противники, только недавно гневно обличавшие друг друга с трибуны. Здесь делаются дела, заключаются политические сделки. Только тут можно видеть, кто с кем и почему. Как и в любом культовом месте, здесь есть свои непонятные для посторонних правила, ритуалы и обычаи, очень напоминающие детский мир. Нет никакого рационального объяснения, почему, например, кухня “буфета” дорога и удивительно невкусна.
Среди многочисленных парламентских комиссий есть одна малоизвестная, но очень важная, – комиссия по буфету. Председатель комиссии профессор Наоми Хазан из левой партии МЕРЕЦ в частной беседе жаловалась: «Тут с самого начала готовили невкусно и дорого. Что бы мы ни делали – собирали комиссии, меняли лицензии, приглашали поваров – ничего не помогает». Один из бывших держателей лицензии буфета Кнессета сказал, что, мол, и так обойдутся. Ведь депутаты все равно не платят. «Приходят, говорят – запиши. И не спешат платить годами».
Буфет Кнессета
Подобная ситуация во многих израильских политических центрах. В прошлом году владелец буфета в здании центра партии Ликуд «Бейт Жаботински» разорился и подал в суд на партию, на ее председателя Ариэля Шарона, генерального директора Ури Шани (до недавнего времени – начальник канцелярии премьер-министра) и на казначея партии. Суд длился несколько лет, поскольку список приглашенных свидетелей – любителей халявы – составил свыше 400 человек. В Кнессете аналогичный скандал разрешился жалобой владельца буфета в соответствующую комиссию. Депутатам поставили на вид и пригрозили удержать из зарплаты.
В буфете можно было видеть идиллические картины: правые сидят с левыми, коммунисты с националистами, арабы с евреями. Рехаваама Зеэви можно было часто видеть с арабскими депутатами. Правые политики удивлялись, как это он с ними ладит. В отличие от большинства израильтян, Ганди с детства хорошо говорил по-арабски. Он с арабами были сынами одной земли, издавна приучавшей искать общий язык несмотря на вражду, которая никогда не затихала.
Хорошо Ганди владел и английским, хотя отказывался на нем говорить. Во время муниципальных выборов 1998 года он приехал в Беэр-Шеву, чтобы поддержать еще одного друга, бывшего начальника отдела кадров ВВС, а затем генерального комиссара полиции Якова Тернера, баллотировавшегося на пост мэра при поддержке левой партии «Авода». В тот день в городе произошел теракт, и, приехав, Ганди попал на демонстрацию протеста. Молодой активист Алекс Цейтлин что-то кричал на ломаном английском в телекамеру Би Би Си, когда операторы заметили Ганди. Ганди отказался говорить по-английски и настоял, что будет говорить только на иврите. Да и на иврите он старался говорить без иностранных слов. Израильские политики часто готовы ради минуты на телевиденье даже на голову встать, петь с русским хором, дирижировать джаз-бэндом, публично раздеться в примерочной. Но Ганди мог себе позволить быть гордым. Его не забывали, хотя всю жизнь он обвинял прессу в замалчивании.
Если забывали, то знал,как напомнить. Как-то раз Ганди устроил скандал в иерусалимском ресторане «Ми-у-ми» (Кто есть кто»), громко заявляя официанту, что указанный в меню «арабский салат» – несуществующее блюдо. Арабским называют в Израиле салат из мелко нарезанных сырых овощей, нечто вроде «греческого салата» в Америке. Испуганный хозяин, кстати, сочувствовавший взглядам Ганди, поначалу решил из меню блюдо убрать, но через неделю оно снова там появилось. Потом Ганди безуспешно требовал переименовать «арабский салат» в буфете Кнессета, чем вызвал немалый шум.
Ганди хорошо знал идиш, хотя избегал им пользоваться. В 1988 году, когда только-только открылись ворота СССР и первые туристы робко поехали посмотреть, что же все-таки представляет из себя Еврейское государство, из Львова в Израиль приехал мой отец, еврейский журналист и общественный активист Борис Дорфман. Тогда еще люди из СССР были Израилю интересны, да и много еще оставалось в живых на государственных постах русскоязычных, помнивших короткий роман между Израилем и СССР и лозунги тех времен, что еврейский трудящийся имеет две родины – национальный дом в Земле Израиля и родину всех трудящихся – СССР.
Папа встретился с Ганди, и они быстро выяснили, что общий язык у них только идиш. Ганди говорил на очень красивом и своеобразном иерусалимском идиш. Сначала он взял инициативу, а потом подпал под влияние моего тихого и проникновенного папы. Случилось невероятное, и любящий подавлять собеседников Ганди больше часа слушал гостя. Через полгода на каком-то официальном приеме Ганди подошел ко мне. В отличие от большинства израильских политиков с пустыми глазами, считающими для себя зазорным подойти просто так, как бы чего не попросили, Ганди подходил и здоровался. Он осведомился о здоровье отца и сказал: «Я оказал ему большой почет. Давно я с таким увлечением не слушал».
Израильские правые партии традиционно привлекают к себе сторонников из числа русскоязычных эмигрантов. Объяснений этому факту много, но психология проста. Многие русские интеллигенты находят, что израильская элита, во-первых, левая, а во-вторых, к русским настроены враждебна. И даже не считают нужным скрывать свою враждебность перед нашествием «этих русских, укравших у нас страну». Не скрывают в издевательских сатирах суперпопулярного трио комиков «Гашаш а-Хивер» (“Бледный следопыт”), в требованиях отнять у «русских» избирательное право, как заявила одна из наиболее лиричных поэтов Израиля Далия Равикович или прекрасный поэт и шансонье, глава целого артистического клана Йоси Банай.
Есть и другая причина. Новоприезжие, не зная языка и истории, плохо представляя себе местные условия, усваивают имперское сознание «Мы их научим Родину люботь». Предвыборная пропаганда по-русски пользуется простыми лозунгами: «Родной земли не отдадим!», «Ни шагу назад!» или вовсе неконкретный «За нашу еврейскую Родину!». Для них бескомпромиссность является синонимом принципиальности, а экстремизм – синонимом патриотизма. Не имея ничего, новоприбывшие цепляются за факт своего еврейства, которое «надо защитить от чужих». В таком мировоззрении Меир Каханэ или Рехаваам Зеэви заведомо будут считаться большими патриотами, чем Ицхак Рабин или Шимон Перес.
Русскоязычные появились в «Моледет» практически сразу после ее основания. Многие пришли от Каханэ, многие из развалившейся правой партии Тхия («Возрождение»), возглавлявшейся бывшей подпольщицей Геулой Коэн и профессором ядерной физики Ювалем Неэманом, о котором шептались, что он – отец израильской атомной бомбы. Русский отдел возглавил в 1990 году Зорий Дудкин, преподаватель политэкономии из российской глубинки. Дудкин гордится, что вступил в партию через месяц после прибытия, не зная даже языка. Партия издавала газету «Родина» по-русски и на иврите. Газета выходила огромным тиражом, но Ганди отказывался распространять ее, как принято в Израиле, через коммерческих распространителей. Огромные пачки лежали в партийных конторах, валялись на автостанциях и в магазинах русской еды. Впрочем, ни цветная ивритская «Моледет», ни блеклая серо-голубая русская «Родина» так и не стали настоящей газетой. Скучные статьи-однодневки Ганди с заголовками вроде «Вместе победим!», «Зачем нужно военное присутствие на холме Абу-Снейн», «Казино – троянский конь арабов» или «Страна Израиля народу Израиля по заветам Торы Израиля» не привлекали читателя. Где-то в конце 90-х у Моледет наконец-то появился сайт в Интернете с баннером «За нашу еврейскую Родину!» и по-английски «Родина навсегда».
Бени Алон (сидит 2й слева) Зорий Дудкин, Михаэльь Дорфман (автор) Стоит слева Алекс Цейтлин с руководителем молодежного движения Моледет
В 1996 году Ганди привлек в партию раввина Бени Алона, сына верховного судьи Менахема Алона. Алон привел с собой нескольких религиозных активистов, включая русскоязычную журналистку Софью Рон. Ленинградка Софья Рон начинала свою литературную карьеру в студии поэта Юрия Мамина, но затем ушла в религию и занялась публицистикой. Рон работала в крупнейшей в то время русскоязычной газете «Вести» и писала репортажи для небольшой газеты правой направленности «Макор ришон» (“Первоисточник”). Она не делала репортажи, не собирала факты, не вела расследований. Все ее творчество жестко починялось службе идее. В ивритской журналистике таких «солдат пера» сегодня уже не осталось.
Впрочем, в израильской русскоязычной прессе репортеров почти нет. «Нетленку» накатать, ученое мнение высказать могут многие. Зато добывать информацию русскоязычный журналист предпочитают из ивритских газет и из пресс-релизов политических партий, желательно написанных по-русски. Многие журналисты русской прессы иврита не знают. Не знают иврита даже редакторы нескольких крупнейших русских газет в Израиле. Зато хозяева русской прессы не знают русского и о качестве своих газет справляются у домработниц, уборщиц и знакомых бухгалтеров. Заработки журналистов ничтожны, а профессиональной защиты никакой нет.
Софья Рон не хотела оставаться в газете. Она мечтала попасть в Кнессет и работала не за страх, а за совесть. Где могла, она хвалила Ганди, где могла – ругала левых. Ее пристрастная, гневная публицистика и выступления привлекли многих. Софья не чуждалась партийной работы, помнила лозунг «Кадры решают все» – и к выборам-1998 в секретариате «Моледет» у нее была возможность набрать необходимое число голосов и получить реальное третье место в списке. Да и Ганди, казалось, не возражал.
Накануне выборов Ганди внезапно круто изменил свое отношение к ней. Он заявил, что «не допустит образования третьей русской партии» и вообще он против «секторальной политики». В то время он налаживал контакты со «второй русской» партией «Наш дом Израиль» под руководством Авигдора Либермана. Надо заметить, что «русские» партии в Израиле действительно были русскими, не только по рабочему языку, но даже по названию «Наш дом – Израиль» копировал «Наш дом – Россия» или «Демократический выбор» Романа Бронфмана занял название у «Демократического выбора России». Поначалу Либерман заявлял, что «правей его только стенка» и грозился отобрать у Ганди русскоязычных избирателей. Ганди предпочел негласный союз, который официально оформился после выборов. До выборов союз был невозможен, поскольку глава списка Бени Бегин Либермана на дух не переносил. Сам Ганди не любил предвыборных гонок. Когда подходили выборы, он, как правило, объединялся с кем-нибудь в блок: то с национально-религиозным лагерем, то с поселенцами, то с хасидами ХАБАД. Их опытные активисты занимали штабы, оттесняли пламенных, но малоспособных местных деятелей, особенно из русскоязычных, и проводили всю кампанию.
В традициях русской политики в Израиле «бить своих, чтоб чужие боялись», Либерман потребовал, чтобы в списке Ганди не было ни одного русскоязычного. «Подсидели» Софью Рон и русскоязычные аппаратчики Зорий Дудкин и рекламный агент партийной газеты Лев Мазин. Они хотели тихой жизни и не хотели еще одной начальницы. Через несколько дней на заседании секретариата Софья Рон неожиданно для себя обнаружила возникшую враждебность. Впрочем, Ганди понимал ценность демократии и все провел по уставу. Сначала он добился расширения секретариата за счет своих людей, а затем «прокатил» Софью Рон при голосовании. Почуяв, откуда ветер дует, от Софьи отшатнулись русскоязычные активисты. Не поняв, в чем дело, предполагаемый глава «моледовских комсомольцев» Рони Шифрин поддержал, как обещал, Софью, за что через месяц был отстранен от должности. Впрочем, он ничего не потерял. Пошел учиться в медучилище, и приобрел наконец профессию, к удовольствию своих родителей.
Так получилось, что основное голосование в зале ресторана «Ариадна» на въезде в Старый Яффо затянулось и подсчет голосов пришлось бы осуществлять до утра. Ганди единолично распорядился и забрал урну домой. Все думали, что он подделает результаты, как это не единжды случалось в израильской политике. Подделка результатов выборов во время внутрипартийных выборов в Израиле часта, но лишь в последнее время полиция стала серьезно рассматривать такие жалобы.
Софи Рон-Мория
Памятен такой случай. Как-то пришлось сопровождать бывшего министра полиции Авигдора Кахалани в поездке по бедуинским поселкам и стойбищам. Официально он ездил как бы проверять систему профобразования «Амаль», где в то время состоял председателем. Но на самом деле Кахалани проводил мобилизацию арабских избирателей на внутрипартийных выборах в партии «Авода» в пользу своего босса, генсека Всеобщего объединения профсоюзов Гистадрут Исраэля Кейсара, пытавшегося свалить несменяемого Шимона Переса. В одном арабском поселке партсекретарь в ответ на уговоры заявил: «Мы Шимона Переса тоже любим». После длинной торговли по-арабски секретарь согласился, что половина проголосует за Кейсара. Как сказано, так и было сделано. Голосов было ровно пополам. Секретарь гордо рапортовал, что сам бюллетени по урнам раскладывал, так что ошибки быть не может.
Авигдор Кахалани 1995
Была еще такая партия «ЛААМ», часть правого блока «Ликуд». В 1988 она собралась на перевыборный съезд. После торжественных речей Элиэзер Шостак, престарелый министр здравоохранения в правительстве Менхема Бегина, вдруг понял, что в зале его сторонники в меньшинстве. Пользуясь правом председателя, он объявил перекур, тихо ушел со своими сторонниками и гербовой печатью в другую комнату и там провел голосование по всем пунктам. Большинство во главе с нынешним мэром Иерусалима Эхудом Ольмертом мирно курило в коридоре, когда выяснилось, что съезд уже закончился и можно расходиться по домам. Ольмерту пришлось ждать своего часа еще четыре года.
В 1986 году на свой съезд собралась крупнейшая правая партия «Ликуд», находившаяся тогда у власти. Надо было выбирать преемников Менахема Бегина. Поначалу все шло торжественно, депутатов приветствовал президент государства во Дворце нации в Иерусалиме. На следующий день планировались рабочие заседания в Выставочных садах в Тель-Авиве. Разногласия в руководстве были велики. Совещания и споры продолжались весь день. Депутатов забыли покормить, и, когда, наконец, после полуночи сессия открылась, то несколько возмущенных делегатов подняли шум, вырвали микрофон у выступавшего министра Рони Мило. Делегат Гастон Малка вылез на сцену, вырвал из пола трибуну и, размахивая ею, пошел на президиум. В зале началась потасовка. Охрана на руках вынесла из зала главу правительства Ицхака Шамира. Съезд взорвался. Лишь через год Ликуд осмелился собрать второе заседание, но, опасаясь новой драки, председатель съезда (будущий президент Израиля) Моше Кацав объявил соломоново решение – всех делегатов съезда без выборов объявить членами ЦК.
Гастон Малка на трибуне съезда Ликуда 1986 г.
В сентябре 2005 года на конференции той же партии Ликуд, после эвакуации еврейских послений из Газы, лидера партии и главу правительства Ариэля Шарона лишили возможности выступать. Противники попросту обрезали шнур микрофона, заявляя, что он отрезал нам Газу, а мы ему…Экстремисты в его же партии обрушили на Шарона шквал ненависти, прибегали к ругательствам, забрасывали премьера грязью – в прямом и переносном смысле. Молоденькая студенческая активистка Гила Гамлиэль, обязанная своей политической карьерой Шарону, кричала ему в микрофон «Вали отсюда… из нашей партии!». Шарон молча покинул зал.
Через несколько дней, Шарон выступил в Кнессета на специальном заседании, отмечавшем четвертую годовщину гибели Зееви. ««Ганди бы сейчас встал бы во главе моих обвинителей, – с горечью заявил Шарон на специальном заседании в Кнессете, – Однако он делал бы это порядочно и с достоинством… Сейчас, больше, чем когда-либо Ганди недостает здесь». Действительно, проиграв политическую кампанию, его критики прибегли к недостойным трюкам, лишь бы унизить, доставить боль. Вот тогда-то активист запрещенной в Израиле группы КАХ Ноам Федерман подал судебный иск, требуя перезахоронить останки жены Шарона Лили, якобы незаконно похороненной на территории их семейной фермы…
В «Моледет» тоже случались скандалы, но в случае с Софьей Рон наутро Ганди вернул запечатанную урну, и, к изумлению всех, результаты голосования были истинными. Софья Рон прошла на почетное четвертое место, что закрывало ей дорогу в Кнессет. Обидевшись, она было ушла к Либерману, где, по выражению одного из помощников Либермана, «у нас тут вокруг начальства люди стоя спят». Там Софья Рон не пришлась ко двору.
По примеру наследников партии Меира Каханэ, назвавших свою организацию «Каханэ жив!», пытались «оживить» и Ганди. Через месяц после гибели лидера партия «Моледет» решила присоединить имя Ганди к официальному названию партии. Однако, после перерегистрации и временного объединения с партией «Наш дом Израиль» партия так и осталась с преждним именем «Родина».
Для Израиля такая практика непривычна. Партия «Агудат Исраэль» не назвала себя в честь Исраэля де Гана, убитого по решению сионистского руководства, опасавшегося вхожего к британцам религиозного поэта, вскрывавшего в иностранной прессе злоупотребления при покупке земли у арабов. Рабочая партия не добавила к своему названию ни имен Хаима Арлозорова, убитого в 1933 году, как тогда полагали, ревизионистами, ни имени Ицхака Рабина. Республиканская партия США тоже не взяла имени Авраама Линкольна. Правда в мире есть марксисты, ленинцы, троцкисты, маоисты, перонисты или сандинисты. Арабские боевики тоже берут имена в честь различных исторических персонажей: легендарного галилейского шейха-партизана Азза-Дин Эль-Касам, воевавшего с англичанами, французами и турками, или султана-мамелюка Саладдина, изгнавшего из Палестины крестоносцев в битве при источнике Эйн-Хильве. Точно на том же месте, называемом на иврите Эйн-Харод, где за две тысячи лет до того ополчение еврейских колен под руководством Гидеона разбило войско филистимлян.
Впрочем, если непосредственной угрозы для единоличного контроля Ганди не было, то он был в своей партии либералом. Так, на пост председателя филиала в столице израильского Юга Беэр-Шеве он назначил 24-летнего репатрианта – студента Алекса Цейтлина. В 1998 году по всему Израилю началась кампания по выборам в муниципальные органы. В Беэр-Шеве сложилась особенно тяжелые отношения между русскоязычной общиной, составлявшей треть населения, и властями, состоявшими из выходцев из восточных стран, сторонников партии «Ликуд», находившейся тогда у власти в стране. Дискриминация, травля детей в школах сделала Беэр-Шеву символом беспредела и расизма.
Русские пантеры против расизма
Альтернативу якобы предлагал бывший кадровик ВВС Израиля, а затем генеральный комиссар Израильской полиции Яков Тернер, подержанный левыми партиями. Тогдашний глава парламентской оппозиции Эхуд Барак придавал его победе огромное значение. Но Беэр-Шева, в том числе и русская, традиционно голосовала за правых. Тернер обратился к Рехавааму Зеэви, и Цейтлин и получил добро на то, чтобы помогать левым. Ганди позвали – и он пришел.
Тернер твердо обещал покончить с разгулом расизма в системе образования. Я состоял тогда политическим советником при Тернере и от его имени опубликовал воззвание, в котором призывал к голосованию протеста: «Нас могут в очередной раз обмануть, но если мы не покажем силу своего протеста, то так и останемся презираемым меньшинством. Презирать нас будут не только власти, но и наши дети». Я отказался вести пропаганду межобщинной ненависти в штабе Тернера. В беэр-шевской «Моледет» мы с Цейтлиным организовали молодежные группы, убеждавшие людей голосовать не за политику, а за себя, за своих детей. 348 подростков обходили дома, стояли на улицах, развернули палатки протеста. Цейтлин ворвался на заседание городского совета с плакатом «”Родина” против расизма!». Первыми о местной инициативе узнали русские аппаратчики из «Моледет». Ведь слово «расизм» обычно употреблялось их противниками, а тут «”Моледет” против расизма». В партии «Моледет» не особо одобрялись инициативы на местах. Выслушав обе стороны и поняв, что денег у него не просят, Ганди пожал плечами и сказал: «Пускай делают». Не возражал Ганди и против того, чтобы штаб получил необходимые средства из кассы его левых противников – партии «Авода». У нас храниться уникальный документ, подписанный Яковом Тернером и представителем Центрального штаба партии «Авода» Моше Шемешем, о предоставлении денег на функционирование штаба партии «Моледет».
Русскоязычные друзья и сотрудники Ганди. На фото Алекс Цейтлин, Габди, Зорий Дудкин. Крайний справа Михаэль Дoрфман (автор)
Тернер обманул избирателей и не выполнил своих обещаний. В дальнейшем из Беэр-Шевы вышло молодежное движение «Русские пантеры», поставившее своей целью помощь жертвам расизма в израильских школах. Мало кто знает, что его ядром стали ребята, прошедшие школу общественной борьбы в «Моледет».
В прессе и в Кнессете Ганди считали мастером провокаций. Однажды лидер МЕРЕЦ Йоси Сарид обвинил Ганди в расистском высказывании: «Один еврей стоит тысячи арабов». Ганди отрицал, но потом, когда Сарид предъявил кассету с записью речи, то согласился и извинился. Во время бурных демонстраций правого лагеря против соглашений в Осло Ганди заявил с трибуны Кнессета: «Полицейские, поберегитесь. Мы вас фотографируем, и того, кто будет усердствовать в разгоне демонстраций, мы возьмем его на заметку и разберемся, когда мы вернемся к власти!». Авигдор Либерман за значительно менее серьезное высказывание «за рюмкой чая и среди своих» против начальника одного из полицейских отделов попал под следствие и вынужден был извиняться. Ганди сошло с рук.
Отличался Ганди перебранками с арабскими депутатами. Как-то, во время выступления коммуниста Туфика Заяда, Ганди стал кричать с места «Сталин, убирайся в Газу!» Заяд не остался в долгу: «Твоя мать наркоманка накуренная была, а ты – волчье семя (зеэви – на иврите “волчий”), бешеный зверь, сбежавших из джунглей!». Туфик Заяд был мэром арабского Назарета, интеллектуалом, лирический поэтом и прекрасным стилистом. У него не всегда получалось выдержать стиль. Как-то, во время выступления Ганди, Заяд сорвался на крик, и его пришлось вывести из зала. Вырываясь из рук охранников, депутат кричал: «Берегись! Ты яйца правых, а я вас всех за яйца держу!».
Крупный скандал Ганди спровоцировал в 1996 году, когда назвал американского посла в Израиле Мартина Индика «жиденком». Индик отреагировал, заявив, что последний раз его так назвали в 15-летнем возрасте и тогда он развернулся и дал в морду. Ганди отказался извиниться. Его в Израиле простили без извинений. Зато в США перед ним закрылись все двери. В начале января 2002 года подобный «подвиг» пытался повторить религиозный депутат из партии Ганди, житель поселений на территориях Цви Гендель. Тот назвал «жидком» посла США, религиозного еврея Дана Карцера. Карцер промолчал, но общественный протест и череда официальных протестов заставили извиниться Генделя.
Рехаваам Зеэви всегда обижался на прессу. Он обвинял СМИ в том, что замалчивают его потому, что «вся пресса левая». Раньше, когда им занимались вплотную в связи с подозрениями в связях с мафией, а про политику еще не было речи, Ганди обвинял прессу в том, что ему сознательно создают образ «троглодита», дикаря. Вот отрывок из интервью, опубликованного «Маарив» в 2001 году:
– Я им даю первоклассную информацию, а они замалчивают. Если бы Йоси Сарид такое давал, то уже давно поднялись волны в обществе. А меня не любят.
– Вы к прессе тоже хорошо не относились. Вели себя неподобающе.
– Неправда! Что я такого сделал? Ну, проколол шины Ицхаку Бен-Аарону (бывш. генеральному секретарю Израильской конфедерации профсоюзов Гистадрут. – Авт.). Так он ведь занял мое место на стоянке! Ну что еще? Да… на красный свет раз поехал. И правила стоянки нарушал… Так за это осуждать человека, прожившего такую жизнь, как моя? И журналисту Нахуму Барнеа и его маме я не досаждал. Смешно подумать, что я буду заниматься телефонными угрозами….
У Ганди есть объяснения тому, зачем он однажды разбил фотоаппарат журналистки, почему выталкивал корреспондента с пресс-конференции. «Я их выгнал потому, что на войне нет места для прессы, – заявил тогда Ганди. – Они все были леваками… а сейчас уже внуки тех журналистов, с которыми я спорил, а все равно СМИ против меня».
К сожалению, многолетняя кропотливая и добросовестная парламентская деятельность Ганди в основном запомнилась такими анекдотами. Ганди был аккуратен, исполнителен, честен с коллегами, серьезно относился к своим обязанностям. Многие израильские парламентарии имеют побочные дела и даже заработки. Ганди жил Кнессетом. При этом партия «Моледет» за 14 лет в парламенте не внесла никаких конструктивных законодательных инициатив, не продвинула ни одного важного закона. Ганди не интересовали социальные вопросы, проблемы здравоохранения, экономики, образования. Ганди известен лишь тем, что в бытность членом комиссии по образованию требовал заставить всех учеников петь по утрам гимн, поднимать государственный флаг и знать наизусть некоторые патриотические тексты.
В партии «Моледет» царила автократия. Ганди сам назначал депутатов, сам избирал секретариат. С самого начала у Ганди не ладилось с политическими партнерами. Даже компромиссного раввина Бени Алона Ганди постоянно подозревал в интригах, а незадолго до своей гибели публично обвинил его в нелояльности и карьеризме. В 1987 году Ганди пригласил в список известного профессора-химика Яира Шпринцака, отпрыска знаменитой в сионистском движении семьи, сына первого председателя Кнессета. Отношения не сладились. Шпринцак был человек очень крайних взглядов, но говорил, что хотел, действовал, как хотел. Во фракции возникли финансовые разногласия.
Во второй каденции «Моледет» набрала три мандата, и Ганди столкнулся с жестким сопротивлением. Вместе с Зеэви в Кнессет были избраны известный профессор-математик Шауль Гутман и раввин, директор одной из крупнейших йешив национально-религиозной направленности Авраам Багад. Багад прославился анекдотами с трибуны Кнессета и неадекватными высказываниями. Однажды он принес на трибуну Кнессета хлопушки и стрелял из них. Долгое время все его публичные выступления преследовала организованная клака представителей сексуальных меньшинств за то, что Багад потребовал смертной казни за однополую любовь.
Позже раввин Багад расстался с Ганди, но «заразился политическим микробом» (как определил его Ганди), в 1998 году пошел на выборы уже самостоятельно и выставил свою кандидатуру сразу на пост главы правительства. Центральная избирательная комиссия сняла его кандидатуру, обнаружив огромное количество фальшивых подписей. Раввин угодил под суд и заплатил крупный штраф. В подобную ситуацию тогда же попал другой кандидат – Бени Бегин от блока «Национальное единство», где Ганди был вторым номером. Однако Бегина не только простили, но несколько депутатов подписали его петицию, что позволило допустить его к выборам. Израильский закон требовал тогда либо подписи 10 депутатов парламента, либо 50 тысяч подписей граждан. Бени Бегин – сын покойного премьер-министра, лидера правого лагеря, называющего себя в Израиле «национальным», образец честности и щепетильности, оказался «равней» других. Впрочем, Бегин накануне выборов отказался от соревнования, чем фактически обеспечил победу левого Эхуда Барака над ненавистным ему Нетаньяху, предавшего, по мнению Бегина, дело отца и национальные идеалы.
Профессор Шауль Гутман был недоволен диктаторскими методами Ганди и требовал радикальных действий. Он объединился с раввином Багадом. Во фракции из трех человек по израильским законам двое могли переизбрать председателя и даже исключить Ганди из его же собственной фракции. К бунтовщикам присоединился четвертый номер, председатель секретариата партии, бывший командующий Пограничной службы бригадный генерал Мешулам Амит. Бывший друг и соратник вдруг стал требовать отчета в расходовании партийных средств.
Мешулам Амит заявлял, что его внимание привлекли махинации аудитора партии Бени Вайса, и он потребовал отчета расходования партийных средств во время выборов. Финансовые вопросы Ганди на секретариат последовательно отказывался выносить. В результате вспыхнул скандал. В архивной кассете, которую крутили на армейской радиостанции на всю страну, когда врачи еще боролись за жизнь Ганди, звучал возглас Амита: «Патологический лжец!» В обвинениях Мешулама Амита, кроме личной обиды, было рациональное зерно. Ганди не любил партийной работы, организации выборов и т.п. Он постоянно менял секретарей, технических работников. Ганди считал, что одно его имя обеспечивает места в Кнессете, а все остальное – чепуха и трата денег. Денежные вопросы были табу в партии. Только Ганди и Бени Вайс знали, как расходуются средства, получаемые партией из казны и от пожертвований. Амит заявил, что Ганди попросту перекачивает государственные дотации в свой карман. Недоумение вызывали высокая стоимость партийной газеты, которую заказывали в бюро, принадлежащем дочери председателя Мецаде Зеэви.
Не меньше вопросов вызвало исчезновение сервера, купленного, чтобы создать сайт в Интернете. Были и другие нарушения. Партия получала около 6-8 миллионов шекелей (3-4 миллиона долларов) в год. По всем подсчетам Амита выходило, что расходы партии не составляли и трети этой суммы. Но каждый год секретариату сообщали, что все деньги потрачены. Амит, Гутман и Багад договорились свергнуть Ганди. К ним примкнули несколько сотрудников немногочисленного партийного аппарата, обиженные армейскими методами работы лидера. Ганди понял, что угрозами вроде «Вы без меня никто!» не обойдешься, и призвал на помощь старого друга и активиста движения Йегуду Гиля, пенсионера израильской внешней разведки «Мосад». Участники скандала не любят распространяться о том, что там произошло, но после «уговоров» Гиля Багад и Амит попросту замолчали. Говорят, Амиту предложили синекуру в одной крупной компании, принадлежавшей покровителям Ганди. Гутман остался в одиночестве, и за свое молчание к следующим выборам в 1996 году получил через партию деньги на агитацию, основал список «Ямин Исраэль» – «Правый Израиль». Ганди оказался прав. Без него Гутман набрал всего несколько сот голосов.
предвыборный плакат Моледет (напечатан, как обычно в фирме дочери лидера Рехаваама Зееви) Слева Бени АЛон, внизу Мешулам Амит.
Тогда про пенсионера от «Моссада» Йегуду Гиля мало кто знал, но всего через два года он стал виновником крупного скандала. Оказалось, что, выйдя в отставку, Гиль заявил начальству, что у него осталась в Сирии агентура, которая доверяет лично ему. Среди агентов Гиля якобы был старший чин сирийских ВВС, передававший важные сведения. Пенсионер Гиль с 1991 по 1997 год систематически передавал начальству данные и получал деньги для передачи агентуре. В 1996-1997 годы Гиль передавал донесения о серьезных приготовлениях сирийцев к нападению на Израиль. Насторожило начальство, что информация Гиля не подтверждались другими источниками.
Служебное расследование выявило, что Гиль не имел никакой связи с агентом, а деньги попросту присваивал. 39 000 долларов, якобы уплаченных агентуре, были найдены у Гиля дома при обыске. Гиль был приговорен к пяти годам тюремного заключения за присвоение денег, полученных для служебного использования. Гиль заявлял в суде, что руководствовался бескорыстными намерениями и поддельные донесения якобы представляли истинную картину. Суд не принял во внимание заявления Гиля и приговорил старика к пяти годам заключения и денежному штрафу.
Гиля явно пожалели. Обычно по статье «Шпионаж» в Израиле карают куда более сурово. Ганди помог своему другу. Вначале Гиля защищал адвокат партии «Моледет», а когда выяснилось, что нужен маститый юрист, то Ганди помог нанять защитником профессора Давида Либаи. Либаи тогда потерял в связи с выборами свой пост министра юстиции и рассказывал всем желающим слушать, что “теперь будет зарабатывать для семьи”.
Ганди пришел на помощь, еще раз подтвердив свой девиз «Меня зовут, и я прихожу».
Мозаика четвертая …КАК БЫ ЭТО СКАЗАТЬ…
Все права принадлежат Михаэлю Дорфману (с) 2002
© 2002 by Michael Dorfman. All rights reserved
Michael Dorfman's Essentials 